Сергей Семанов. Генерал Брусилов

1853-1926

БИБЛИОТЕКА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

Сергей Семанов

Генерал Брусилов

Документальное повествование

[Буквально в самый разгар подготовки наступления, 9 мая, Брусилов вновь встречал царя]

Буквально в самый разгар подготовки наступления, 9 мая, Брусилов вновь встречал царя. По пути в Одессу, куда Николай II следовал всей семьей — с императрицей, наследником и четырьмя дочерьми, царь собирался осмотреть дивизию, только что сформированную из военнопленных сербов. В России тогда довольно широко развернулось формирование войск из военнопленных, главным образом из австро-венгерской армии: чехов, словаков, сербов. Правительство России придавало этому делу немаловажное значение. Уместно будет напомнить, что печально известный впоследствии, в годы гражданской войны, чехословацкий легион и состоял из подобных частей.

Сербская дивизия (около 10 тысяч человек) выглядела хорошо, в этом Брусилов убедился, выехав заранее в Одессу. Недоставало еще артиллерии, но и она скоро должна была появиться. Ознакомившись с делами в Одесском округе, Брусилов поспешил в Бендеры, где на дебаркадере и встретил царя с семейством.

Из Бендер Брусилов возвратился в Одессу: ему надлежало присутствовать при смотре сербской дивизии. Поскольку вагон главкоюза нельзя было прицепить к царскому поезду, ехал он в одном купе с дворцовым комендантом

[200]

Воейковым. И здесь в поезде, и в последующие дни в Одессе главнокомандующему фронтом думалось только об одном: как его войска готовятся к наступлению. Тем более досадно и обидно было ему, что царь, верховный главнокомандующий армией страны, в сущности, не занимался военными делами. Военный человек до последней косточки, офицер русской армии в четвертом поколении, Брусилов не мог позволить себе брюзжать по поводу командования, и он молчал, но заставить себя не думать он не мог.

То, что бросилось в глаза Брусилову еще на военном- совете 1 апреля, во время поездки в Одессу стало особенно явным. С царем не было офицеров Генерального штаба, с которыми можно было бы посоветоваться по военным делам, и единственная связь верховного главнокомандующего с фронтом заключалась в том, что по вечерам он получал сводку сведений о происшествиях на фронте. Как узнал Брусилов, и в Ставке царь крайне мало занимался управлением войсками, ограничиваясь тем, что в 11 часов утра выслушивал доклад начальника штаба и генерал-квартирмейстера о положении на фронте. Тому из советских читателей, кто хоть немного знаком с работой Ставки Верховного Главнокомандования в годы Великой Отечественной ЕОЙНЫ, такое положение должно показаться вопиющим беспорядком. Но так уж сложились дела в русской империи накануне ее краха.

Да, свидетельства очевидцев единодушны, в Ставке царю было просто-напросто скучно. Поэтому он и разъезжал по стране — то в Царское Село, то на фронты, а теперь вот вез семью в Одессу и Крым. Несколько дней Брусилов имел честь завтракать за царским столом, между двумя царевнами. Царица к столу не выходила, но на второй день, уже в Одессе, Брусилова пригласили в ее вагон.

Надо признать: черты лица Александры Федоровны Романовой (в девичестве Алисы Гессенской) были правильными, но неподвижными, неменяющимися, и потому лицо не оставляло впечатления красивого и привлекательного. Говорила царица по-русски свободно, но несколько напряженно, как говорят иностранцы. Приняла Брусилова она сдержанно, и уже один из первых вопросов заставил генерала насторожиться.

— Готовы ли ваши войска наступать? — проявила императрица неожиданный интерес к военным делам. Подготовка операции велась в строжайшей тайне, и лишь предельно ограниченных! круг лиц знал о времени ее начала. Поэтому Брусилов ответил очень сдержанно:

[201]

[иллюстрация]

[202]

— Еще не вполне, ваше императорское величество, но рассчитываю, что в этом году мы разобьем врага.

Но царица задала второй вопрос на ту же щекотливую тему:

— Когда вы думаете перейти в наступление?

Это еще более встревожило Брусилова, и ответ был откровенно уклончивым:

— Пока мне это неизвестно, это зависит от обстановки, которая быстро меняется, ваше величество. — И чтобы прекратить нежелательный разговор, тут же добавил: — Такие сведения настолько секретны, что я их и сам не помню...

Следует тут объяснить причину этой странной вроде бы осторожности Брусилова. Буквально вся страна, от малограмотных крестьян до высокопросвещенных интеллигентов, шепотом, а иногда (все чаще) и вслух, говорила, что царица, немка по происхождению, окружена немцами, что измена свила гнездо в самом царском дворце, что в Берлине назавтра же знают все планы русской Ставки, что потому-то русская армия и терпит поражения, что идут уже тайные переговоры о сепаратном мире с Германией... Эти слухи, позорящие царскую семью, с удовольствием повторяли и распространяли буржуазные деятели, мечтавшие о приходе к власти. Вскоре они, в лице масона П. Н. Милюкова, заговорили об этом и с думской трибуны...

Главнокомандующий Юго-Западным фронтом, опытный и умный человек, монархист по убеждениям, не мог верить и не верил этим слухам. Ныне мы знаем, что за шесть с лишним десятилетий, прошедших с того времени, историкам (советским и зарубежным) при всем старании не удалось обнаружить никаких данных, подтверждающих хоть в малейшей степени как разговоры об измене царицы, так и слухи о намерении заключить сепаратный мир с Германией. Но доподлинно было известно уже тогда, и не подлежит никакому сомнению ныне, что па царицу имел абсолютное, мистическое влияние Григорий Распутин. Царица ничего не скрывала от «старца», а вокруг него собрались самые темные и гнусные личности, от которых следовало ожидать всего, в том числе и шпионажа. Цепочка могла быть очень длинной: царица искренне — Распутину, «старец» уже из собственных расчетов — своему секретарю Арону Симановичу, этот оборотистый гешефтмахер — уже по долгу службы — известному проходимцу и аферисту Митьке Рубинштейну, который снабжал «старца» деньгами и тем самым держал могущественного царского фаворита в узде.

[203]

А дальше — разливанное море самых подозрительных сил, среди которых не последними были сионисты и масоны, имевшие и во время войны устойчивые связи с Германией. Вот почему Брусилов, даже и не будучи в курсе всех подробностей, ставших известными много позднее, воздержался от прямого ответа императрице. Что же получилось — командующий фронтом во время войны опасается проговориться... венценосной супруге верховного главнокомандующего. Одно это обстоятельство полностью характеризует гнетущую атмосферу в верхах Российской империи той поры.

Воспитанная светская женщина, царица изменила тему разговора, но тон его оставался напряженным. Брусилов писал позднее, что никогда «не мог понять, за что императрица меня так сильно не любила. Она ведь должна была видеть, как я неутомимо работал на пользу родины, следовательно, в то же время во славу ее мужа и ее сына. Я был слишком далек от двора, так что никакого повода к личной антипатии подать не мог». Так холодно закончилась их последняя беседа. На прощание она подарила ему образок святого Николая чудотворца. С образком вскоре же про-изошла странная вещь: эмалевое изображение лика святого стерлось и осталась одна серебряная пластинка. При склонности Брусилова к мистицизму это можно было истол-

[204]

ковать только так: дар был сделан не от чистого сердца... Даже не веря в мистику, с этим приходится согласиться.

Иные, гораздо худшие затруднения также отрывали Брусилова от подготовки войск. По его приказу была арестована группа киевских сионистов-сахарозаводчиков (Бабушкин, Добрый и Хепнер), которые беззастенчиво грабили русскую казну и одновременно наживали миллионы на снабжении противника русским сахаром. Все трое были приговорены военно-полевым судом к смертной казни через повешение. Но сахарозаводчики нашли верный ход: они, как и пресловутый банкир Митька Рубинштейн, за подобные же махинации приговоренный к виселице, обратились за помощью к Распутину. Известно, что Рубинштейн заплатил «старцу» за свое освобождение 100 тысяч рублей. Сахарозаводчикам, видимо, пришлось тоже раскошелиться, и тоже не на меньшую сумму, поскольку даже Распутину освободить их оказалось не так-то просто. Нашлись, однако, скрытые, темные пружины, и сионисты Бабушкин, Добрый и Хепнер ушли от петли: Николай II повелел передать их дело из военного судопроизводства в гражданское. А там уж они легко переждали войну, столь для них прибыльную...

Как и намечал главнокомандующий Юго-Западным фронтом, к 10 мая войска в общем закончили подготовку к наступлению. Теперь все решится на поле боя. Неужели и на этот раз военное счастье отвернется от наследников Суворова?..

Нет, не может быть!

[205]

< Назад

Вернуться к оглавлению

Вперёд >

Далее читайте:

Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926), военный деятель царской и Красной армий.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС