Сергей Семанов. Генерал Брусилов

1853-1926

БИБЛИОТЕКА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

Сергей Семанов

Генерал Брусилов

Документальное повествование

[Брусилов прибыл к новому месту службы]

...Брусилов прибыл к новому месту службы — в Варшаву. В ту пору некоторая часть коренной Польши входи-

[89]

ла в состав Российской империи и составляла так называемое Царство Польское. Здесь давно завязался тугой узел острейших социальных и национальных противоречий. Здесь имелся многочисленный и боевой рабочий класс с отличными революционными традициями. Начиная с 1905 года и вплоть до начала первой мировой войны стачки и волнения не прекращались, то затухая, то вспыхивая с новой силой.

Верхушка администрации в Царстве Польском состояла преимущественно из так называемых «русских немцев», то есть весьма многочисленной в ту пору касты бюрократов из дворянско-бюрократического круга, которая в западных губерниях царской России образовала что-то вроде правящего сословия. Прямолинейные и грубые реакционеры, они доводили политику царизма — реакционную саму по себе — до крайних пределов. На этой почве пышным цветом произрастал польский буржуазный национализм. В итоге правящие классы обеих сторон разжигали чувства вражды между русскими и поляками, что лишь мешало обоим народам освободиться от власти капитала.

Округ был приграничным, причем граница эта по справедливости считалась стратегически наиглавнейшей. К моменту назначения туда Брусилова ни для кого не было тайной, что в Берлине и Вене давно уже задумывают повторение пресловутого «Drang nach Osten» — натиска на Восток. Войну ждали как нечто неизбежное, понимали, что начаться она может в любое время. Вот почему в штабе округа и в частях настроение было довольно тревожное.

Генерал-губернатором Варшавского округа был Скалой — ему принадлежала не только военная, но и гражданская власть в Царстве Польском. Типичный «русский немец», он открыто придерживался прогерманских симпатий и не скрывал своего презрения к полякам, а втайне и к русским тоже. Этот недалекий и ограниченный человек обладал громадной властью, и ясно, к каким пагубным последствиям это приводило. Брусилов лишь представился провинциальному царьку и тут же отбыл в Люблин — к своему корпусу.

В России в ту пору имелось 12 военных округов — небольшое число для огромной страны, где даже в мирное время кадровая армия насчитывала 1 360 тысяч человек. Варшавский округ был одним из самых крупных (по числу войск), причем состоял из наиболее вооруженных и хорошо укомплектованных частей. Причина понятна: авангардное положение территории округа по отношению к

[90]

обоим вероятным противникам — Германии и Австро-Венгрии.

По тогдашнему штатному расписанию пехотный корпус состоял из двух пехотных дивизий, корпусной артиллерии (полк или дивизион), кавалерийского полка и инженерных подразделений. Перед самой мировой войной в корпусах стали создаваться авиаотряды, правда, очень малочисленные, всего из нескольких самолетов. Таким образом, генерал-лейтенант Брусилов получил под начало крупное объединение численностью свыше 40 тысяч солдат и офицеров. Несколько корпусов (обычно три — шесть) составляли армию.

Это было большое и весьма сложное хозяйство. Уже первое знакомство с войсками привело Брусилова в состояние глубокого беспокойства. В состав корпуса входили 2-я и 16-я пехотные дивизии и 1-я Донская казачья дивизия. Но дивизии были не полного состава: одна пехотная и одна казачья бригады находились на Волге, «в продолжительной командировке» — в оягадании возможных крестьянских выступлений.

Обоз всех частей корпуса содержался в полном беспорядке, одежда для солдат имелась лишь для личного состава в мирное время, да и то изрядно поношенная. Сапог было только по одной паре. В случае мобилизации призванных нельзя было ни обуть, ни одеть, а обоз грозил развалиться при первых же переходах.

На полк имелось по восемь пулеметов, но без запряжек, что вынудило бы в случае войны везти пулеметы на обывательских подводах. Мортирных дивизионов не существовало. Уже тогда, за пять с лишком лет до августовских сражений 1914 года, было известно, что патронов для винтовок и снарядов для легких орудий очень мало. Точно такое же положение сложилось и в других корпусах: об этом Брусилов вскоре узнал на совещании в Варшаве. У него сложилось твердое мнение, что воевать русская армия в то время была почти не в состоянии.

Через год вместо 2-й пехотной в корпус вошла 15 я пехотная дивизия. Она имела полный офицерский и солдатский состав, но снаряжена была еще хуже. Никаким обозом дивизия не располагала: он был оставлен на Дальнем Востоке в 1905 году, и вот уже пятый год дивизия находилась на западной границе «в полной беспомощности, почти голая», по выражению Брусилова. И это — накануне войны!

[91]

В частях корпуса, как и в гвардейской дивизии, Брусилов сразу же обратил внимание на низкую подготовку офицерского состава. Первые впечатления на этот счет он получил, наблюдая тактические занятия частей корпуса в зимние месяцы 1909 года, и обобщил свои соображения в следующих неутешительных словах: «...Я с грустью убедился, что многие господа штаб- и обер-офицеры в техническом отношении крайне недостаточно подготовлены. Очевидно, на эту важнейшую отрасль военного дела не было обращено должного внимания, а также, как я в этом сам удостоверился, в пехотных частях тактические занятия велись сжато, а отчасти неумело».

Приговор, как выражаются, суров, но справедлив. Русские офицеры в своем большинстве получали недостаточную теоретическую подготовку, а в повседневной армейской жизни у них тем паче не воспитывался интерес к занятиям тактикой и теоретическими вопросами. Это тем более досадно и непростительно, что русская военно-теоретическая мысль в ту пору развивалась очень бурно и интересно, не только не отставая, но нередко и опережая признанные зарубежные достижения в этой области. Как раз в тот год, когда Брусилов приступил к командованию корпусом, вышли в свет фундаментальные книги военных ученых А. Г. Елчанинова и В. А. Черемисова, обобщивших накопленный теоретический опыт русской армии.

Наследство, оставленное ими, безусловно, следует признать очень ценным. Современные советские историки единодушно полагают, что идеи названных, да и некоторых иных авторов были передовыми и практически чрезвычайно полезными для своего времени, представляли собой шаг вперед в развитии военной науки в России и во всем мире.

Оба теоретика справедливо черпали познания прежде всего из отечественного опыта (не отвергая, разумеется, то ценное, что можно позаимствовать из опыта других стран, даже бывших противников). Не случайно названные авторы так часто обращались к наследию великого Суворова. Елчанинов, например, полагал, что суворовская «Наука побеждать», рассмотренная в целом, «вечно будет новой и свежей, ибо в ней глубоко и умело схвачена самая суть лучших основ военного дела, и приложение «Науки побеждать» к нынешним огню и технике явится... во-первых, вполне исполнимым, -а во-вторых, гораздо более ценным, чем старание побольше и поменее понятно списать готовое у иностранцев».

[92]

Порыв, смелость, решительность, ставка на человеческую стойкость и отвагу, доверие к практическому опыту в противовес мертвой букве — вот главное в идеях великого полководца. Но сама суть суворовского наследия не терпит педантичного доктринерства, сам полководец все это резко отвергал.

Следовательно, при воспитании у личного состава современных боевых понятий Брусилову было на что опереться. И он начал действовать сразу. Прежде всего он постарался должным образом наладить военно-научную подготовку офицерского состава. То было нелегко, ибо средний армейских офицер той поры необходимых навыков в этом деле не имел. Командир 14-го корпуса отдал приказ о тактических занятиях для офицерского состава во всех частях. Предполагалось, что занятия эти состоятся в зимнее время, когда войска находятся в казармах, а не в полевых лагерях. Раз в месяц командиры частей лично докладывали Брусилову о ходе занятий. Так как теоретически образованных офицеров было в корпусе немного, на сборы приглашались офицеры из Генерального штаба.

В первую зиму занятия шли кое-как, а офицеры занимались не очень уж ревностно, по потом дело улучшилось, у людей появился вкус к теоретической учебе. В обычную рутину летних лагерных сборов, с непременной и излишней шагистикой да кое-как организованными стрельбами, Брусилов добавил немало нового. Войска стали обучать ночному бою (в русско-японскую войну этот относительно новый для XIX века тактический прием получил успешное применение у обеих сторон).

Или, например, занятия с рядовым составом. Сейчас это показалось бы невозможным и нелепым, но в тогдашней русской армии (и не только, впрочем, русской) от солдата требовалось послушно исполнять команды, и все. Брусилов попытался хоть как-то начать обучение солдат основам тактики современного боя. Судя по тому, что об этом известно, особенных успехов он на этом пути не достиг, но направление усилий заслуживает быть отмеченным. Он стремился присутствовать не только на полковых учениях — что, к сожалению, было уже редкостью для иных тогдашних командиров корпусов, — но появлялся порой на занятиях в ротах. Неудивительно, что не только он знал свои войска, но и в войсках его хорошо знали и уважали.

Отметим одно немаловажное обстоятельство: корпус располагался непосредственно у границы с Австро-Венгрией, и Брусилов направил усилия к тому, чтобы наладить изу-

[93]

чение этого вероятного противника. Сделать это не составляло большого труда, так как русская военная разведка, опираясь на помощь чешских, словацких и иных патриотов славянского происхождения, обладала подробными сведениями об армии венского монарха. Брусилов занимался этим делом, наверно, прилежнее всех своих подчиненных. Вскоре эти познания ему очень и очень пригодились.

Весь первый год своего пребывания в Люблине Брусилов, будучи по природе человеком крайне сдержанным и скромным, чуждым развлекательной суеты, прожил довольно замкнуто. Но одиночество тяготило его: он был прирожденным семьянином, а оказался совершенным бобылем. Младший брат его Лев в 1909 году в возрасте всего лишь пятидесяти двух лет скончался после тяжкой неизлечимой болезни. То был очень способный человек, он стал организатором первого в истории России морского генерального штаба и первым его начальником. Ушел в отставку в чине вице-адмирала, но отдыхать ему пришлось недолго... Сын Брусилова служил в Петербурге, средний брат Борис жил в Москве. Виделись они друг с другом очень редко.

Как и многие профессиональные служаки, занятые серьезным, истинно мужским делом, Брусилов был не избалован амурными похождениями. По природе своей он был несколько сентиментален и романтичен. Да, одиночество тяготило его. Он хотел бы иметь семью, домашний очаг. Суровый, закаленный воин, привыкший командовать множеством таких же закаленных и крепких мужчин, Брусилов, как почти все такие люди, был застенчив и даже робок с женщинами.

Мы часто видим в жизни, как ничтожества в мужском облике оказываются свирепыми деспотами в быту, а с другой стороны, нередки случаи (описанные не раз в русской литературе), когда бравый генерал теряется в присутствии любой женщины, порой даже перед матерью, тещей или собственной дочерью. Во всяком случае, Брусилов был таков. Как все истинно сильные мужчины, он был тверд и силен с сильными и мягок, покладист и уступчив со всеми слабыми.

[94]

< Назад

Вернуться к оглавлению

Вперёд >

Далее читайте:

Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926), военный деятель царской и Красной армий.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС