Сергей Семанов. Генерал Брусилов

1853-1926

БИБЛИОТЕКА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

Сергей Семанов

Генерал Брусилов

Документальное повествование

[Настойчиво и неуклонно Брусилов начал внедрять практику кавалерийского упражнения]

Настойчиво и неуклонно Брусилов начал внедрять в школе (а потом и в войсках) практику кавалерийского упражнения, известного под названием парфорсная охота. Когда-то охота эта была самой что ни есть настоящей: группа всадников (с собаками или без них) преследовала какого-нибудь крупного зверя — оленя, волка и др. Естественно, что преследуемое животное меняло направление, стремилось скрыться в пересеченной местности и т. п. Вот почему к такой охоте способны были только очень опытные и выносливые наездники. В дальнейшем парфорсные охоты утратили свой первоначальный смысл, но остались наивысшим примером конного искусства. Брусилов страстно любил такие охоты и тщательно их подготавливал.

В наши дни не только болельщики любят наблюдать за конными состязаниями. И в самом деле, трудно представить более мужественное зрелище, чем всадника на коне, преодолевающего препятствие. Но то пустяки в сравнении е парфорсной охотой. Бывали они двух родов. На местности — как правило, пересеченной —  наносился след пахучей жидкостью, подобный запаху какого-либо зверя. По этому якобы следу выпускалась небольшая свора собак, очень выносливых и резвых. Собаки с громким лаем уносились по «следу», а за ними должны были в строго определенном порядке скакать кавалеристы. От участников такой скачки требовалось недюжинное умение владеть лошадью, далеко не всякий конник сумеет выдержать такое.

Однако другой род парфорсной охоты был куда как сложнее. В особых питомниках выращивались олени, их отлавливали и привозили на местность, определенную загодя. Затем выпускалась свора собак, за нею всадники. Собака брала след, теперь уже настоящий, и скачка начиналась. Ясно, что в первом случае предполагаемый для всадников путь как-то выбирался. Можно было, скажем, исключить особо сложные или опасные участки. Иное дело — погоня за оленем, он- то ведь неизвестно куда побежит! И вот отряд отборных наездников, соблюдая строй, несется, преодолевая кручи и спуски, овраги и ручьи, перелески и кустарники, перескакивая через завалы и ямы. Молодецкое это упражнение было доступно лишь самым опытным наездникам.

Видный военный писатель и старый русский офицер А. А. Игнатьев, имевший возможность участвовать в пар-

[66]

форсной охоте во время обучения в Офицерской кавалерийской школе, рассказывал:

— Стонали бедные кавалерийские полковники, вынужденные скакать на этих охотах верст десять — двенадцать по пересеченной местности, многие уходили в отставку, не перенеся этого испытания.

Старое суворовское правило гласит: «Тяжело в ученье - легко в бою!» Старое, но не стареющее — кавалерист, прошедший такую школу, уже не оробеет в самой сложной боевой обстановке, покажет пример в любом сражении.

Как и всякий прирожденный конник, Брусилов обожал парфорсные охоты и с течением времени добился повсеместного введения их в русской кавалерии. Его же воспитанники в полках и руководили обучением. Позже он имел полное право с удовлетворением подвести итог: «Считаю, что это дело было поставлено мною хорошо, на широкую ногу и принесло значительную пользу русской кавалерии».

Уже через короткое время в школе Брусилов приобрел общее уважение как педагог и отменный кавалерист. Служба его шла хорошо. В 1890 году он был произведен в подполковники, а в 1891-м повышен в должности, стал начальником отдела эскадронных и сотенных командиров, то есть основного отдела (по-современному — факультет) Офицерской кавалерийской школы.

Семейная жизнь его протекала благополучно. Каждую осень, когда заканчивались летние лагеря, Брусилов с Анной Николаевной и сыном уезжали в имение родственников жены, неподалеку от Ревеля (Таллина). Порой их посещали братья Брусилова. Средний — Борис Алексеевич — к тому времени уже вышел в отставку и жил частной жизнью. Младший — Лев Алексеевич — служил офицером на Черном море, служба его шла хорошо. Иногда Алексей Алексеевич с супругой ненадолго ездили отдохнуть за границу, во Францию или в Германию. Брусилов водил Анну Николаевну к европейским медицинским светилам, лечил ее на разных водах. Но лечение мало помогало, она хворала, слабела.

Брусилов переживал, забывался только на работе. Деятельность Офицерской кавалерийской школы постепенно расширялась. Парфорсные охоты стали обязательными для командного состава русской кавалерии. Был создан даже постоянный лагерь для таких охот, сперва в Новгородской губернии, а позже в Виленской. Дело ставилось на широкую ногу. Теперь в охоте принимали участие не только обучавшиеся в школе, но и обер-офицеры из частей (от 

[67]

капитана до полковника). Более того, все кандидаты на должность командиров кавалерийских полков должны были участвовать в охотах и проходить тут нечто вроде экзамена.

В ту пору начальником школы был Владимир Александрович Сухомлинов — странная и зловещая фигура в русской армии предреволюционной поры. Благовоспитанный, красивый, подтянутый мужчина, лет сорока, бывший кавалерист, командир полка во время русско-турецкой войны, он был прежде всего честолюбцем, более того, карьеристом до мозга костей. Жаждал чинов и наград, разумеется, и денег, а как будут достигнуты чины, за что получены награды — ему совершенно безразлично. Сухомлинов был космополитичен: кому служить, зачем — какая разница? Придет время — и на этом его подловят. Тогда и случится позорный крах, казалось бы, такой завидной карьеры.

Занятый карьеристскими устремлениями, Сухомлинов не очень-то вмешивался в дела школы и не мешал Брусилову совершенствовать подготовку кавалерийских офицеров. Более того, начальник даже покровительствовал своему инициативному и исполнительному подчиненному: ведь приятно получать лестные отзывы о руководимом тобой учреждении! Ради собственной выгоды Сухомлинов готов был перепродать всю русскую кавалерию, даже всю Россию, но пока их интересы с Брусиловым не пересекались, пусть он и старается...

И Брусилов старался. Его не раз отмечали, наконец в 1892 году его представили к внеочередному производству в полковники. Одновременно тем же приказом Брусилова причислили к штату лейб-гвардии, а это значило уже очень многое. Тут сыграл роль великий князь Николай Николаевич, в ту пору главный инспектор кавалерии. Он кавалерию и кавалеристов знал и любил. Брусилова как организатора парфорсных охот видел в деле и оценил. Новоиспеченному гвардии полковнику не миновало еще сорока лет. Будем объективны: стать к сорока годам полковником, хоть и гвардейским, не такая уж головокружительная, блестящая карьера. Немало однокашников Брусилова по Пажескому корпусу добились того же, не обладая ни его способностями, ни упорством, ни трудолюбием: кому повезло, кто приобрел высокого покровителя.

Правящий класс России конца XIX — начала XX века закоснел, увял. Именно поэтому он все более замыкался в себе, ограждаясь от людей предприимчивых и смелых. Канули в прошлое времена Петра Великого, когда рядовые

[68]

могли порой дослужиться до генеральских звезд, миновала и эпоха Суворова, когда нет-нет да и взлетал круто ввысь какой-нибудь дворянин незнатного рода. Высший офицерский корпус стал военным сословием, замкнутой кастой. И хотя Брусилов был военным в четвертом поколении, все равно «родовитости» ему не хватало. Значит, и служба шла соответственно.

Пусть так, но все ведь знают: полковник полковнику — рознь (как инженер инженеру, врач врачу и т. д.). Люди всегда чувствуют подлинную ценность человека. Сынку, который продвигается в жизнь усилиями папаши, знают цену...

А сорокалетний полковник Брусилов среди нескольких сот состоявших на действительной военной службе полковников (а были еще отставные, гражданские, жандармские и всякие иные) со временем стал широко известен и весьма авторитетен. За многие годы преподавания в Офицерской кавалерийской школе перед ним прошел чуть ли не весь обер-офицерский состав российской кавалерии. Он знал всех, сильные и слабые стороны каждого. Знали и ценили и его. Ценили командирские и кавалерийские способности, достойную офицера сдержанную строгость, неутомимое трудолюбие и преданность делу. Хорошо был известен Брусилов и старшим начальникам вооруженных сил России, часто посещавшим школу. Тогдашний военный министр П. С. Ванновский, начальник Главного (по-современному — Генерального) штаба Н. Н. Обручев — люди очень понимающие и опытные — тоже со своей стороны примечали и отмечали его как умелого воспитателя кавалерийских офицеров.

Жизнь Брусилова протекала размеренно и ровно: занятия в школе, чтение лекций, совершенствование конной практики — все шло налаженным порядком. В конце лета — кульминация учебного года, парфорсные охоты, затем отпуск, частые поездки с больной женой к врачам. Он не тяготился неизменностью своего положения. Нельзя сказать, что он не был честолюбив, нет, совсем нет, но суетиться, проявлять искательность, интриговать он не мог по самой сути своего характера. Другие торопятся, толкаясь, наверх? Пусть. «Поспешай медленно», — говорили древние римляне, а они уж понимали толк в честолюбии!

Однако работать «от сих и до сих» Брусилов не любил. В 1897 году появляется его статья в самом солидном по тем временам специальном издании — «Военном сборнике». Статья называлась «Об одиночной подготовке всадни-

[69]

ка и коня в кавалерии». В следующем году вместе с одним из своих коллег полковником В. А. Химцом он два месяца провел в заграничной командировке, посетив Францию, Австро-Венгрию и Германию. Осмотрели лучшие школы верховой езды и конные заводы, побывали в кавалерийских частях.

Чужой опыт полезен, если смотреть без подобострастия, но и не отмахиваясь. Это чем-то сродни тому, как наблюдать себя со стороны, стараясь быть беспристрастным: сравнивая себя с кем-то иным, лучше замечаешь собственные недостатки, особенности и отличия. Брусилов отметил, что уровень верховой езды в кавалерийских частях у нас не хуже, а может быть, и лучше, а вот лошади поплоше европейских.

В обыденном нашем представлении самые резвые лошади — это дикие мустанги или какие-нибудь полудикие монгольские степняки. Как ни обидно будет романтикам, но это совсем не так. Резвость лошади зависит от породы, а порода вырабатывается десятилетиями, порой веками. И как ни удивительно, но современная породистая лошадь запросто обойдет не только какого-нибудь мустанга, а любого скакуна, предположим, из конницы парфянских царей или воинов Чингисхана.

Начало разведению чистопородных лошадей было положено в Англии, и долгое время английские породы оставались лучшими. В России конные заводы возникли сравнительно поздно, в конце XVIII века, но еще и в XIX веке кровных, то есть породистых, лошадей/для русской кавалерии не хватало. Этим надо было заниматься, и упорно, ведь на крестьянском Саврасушке в бой не пойдешь, вернее, уйдешь недалеко. Но занимались мало, средств тратили недостаточно, как мало занимались и многим иным, связанным с укреплением обороноспособности России. Брусилов и полковник В. А. Химец, обобщив полезный заграничный опыт, опубликовали впоследствии свои впечатления о поездке.

В 1897 году пронырливый Сухомлинов добился назначения в Киевский военный округ и оставил школу. Начальником ее был назначен генерал Агаси-Бек-Авшаров. То был представитель родовитой азербайджанской знати; после вхождения Азербайджана в состав России его предки, как и вся местная аристократия, были уравнены в правах с русским дворянством, причем все сохраняли магометанское вероисповедание; многие из них служили офицерами в армии, в особенности в кавалерии. Авшаров был типичным

[70]

паркетным генералом, интриганом, льстецом и в довершение ленивым работником и никудышным администратором. Как и все люди подобного склада, основные свои усилия он направлял на то, чтобы угодить начальству, в чем и преуспевал. Хозяйство Офицерской школы было сложным, требовало времени. Но Авшаров не хотел утруждать себя, да и не сумел бы, если б вдруг ему пришло это в голову.

Главные заботы свалились на плечи Брусилова. Репутация его была безупречной и очень весомой как среди широких кругов кавалерийского офицерства, так и у начальства. Закономерным следствием этого стало назначение Брусилова в 1898 году помощником начальника школы. Это очень укрепило его положение, так как он теперь стал вторым лицом в части. А по существу, все дела вел он. 9 мая 1900 года его произвели в генерал-майоры. Молодым генералом Брусилова, конечно, назвать было уже нельзя: ему шел сорок седьмой год. Но он был по-прежнему юношески строен, крепок и ловок, целиком сохранил напористую молодую энергию, был всегда спокоен и воздержан от всех излишеств.

[71]

< Назад

Вернуться к оглавлению

Вперёд >

Далее читайте:

Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926), военный деятель царской и Красной армий.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС