Хаген Шульце. Война и ее последствия для Германии
       > ПОРТАЛ ХРОНОС > БИБЛИОТЕКА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Ш >

ссылка на XPOHOC

Хаген Шульце. Война и ее последствия для Германии

-

БИБЛИОТЕКА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ


ХРОНИКА ВОЙНЫ
УЧАСТНИКИ ВОЙНЫ
БИБЛИОТЕКА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

Родственные проекты:
ПОРТАЛ XPOHOC
ФОРУМ
ЛЮДИ И СОБЫТИЯ:
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ОТ НИКОЛАЯ ДО НИКОЛАЯ
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
◆ ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
РЕПРЕССИРОВАННОЕ ПОКОЛЕНИЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
Народ на земле

Великая война и ее последствия для Германии

«Я не знаю больше никаких партий, я знаю только немцев», — заявил Вильгельм II по поводу открытия рейхстага 4 августа 1914 г. Слова императора в известной степени объясняют всеобщее воодушевление войной, охватившее — и сегодня это трудно понять — большинство немцев в момент начала Первой мировой войны. Пропаганда превозносила такие настроения как «дух 1914 года»; впрочем, подобные всплески массового воодушевления происходили в Лондоне, Париже или Санкт-Петербурге. В немецкой политической традиции партии были символами мелких частных интересов, внутриполитических распрей и угрозы национальной сплоченности. Теперь, с началом войны, они объединились вокруг имперских властей и единодушно, включая подавляющее большинство социал-демократии, одобрили кредиты, необходимые для ведения войны, которая, как полагал весь мир, закончится за несколько недель. Она и должна была завершиться быстро. На этом строилось стратегическое планирование немецкого Генерального штаба — план Шлифена мог сработать только в случае принятия быстрых военных решений. Ведь даже экономистам-дилетантам в имперском руководстве было ясно, что материальных ресурсов Германии не хватит для ведения длительной войны на два фронта.

Но программа Шлифена не сработала. Наступление немецких армий в Бельгии и во Франции потерпело неудачу на Марне, почти в виду Парижа, в основном из-за того, что правое крыло Западного фронта было слишком слабым. Вопреки предупреждениям Шлифена его преемник граф Хельмут Иоганн фон Мольтке (Младший) усилил левое крыло, размещенное в Эльзасе, чтобы воспрепятствовать французскому прорыву в Южную Германию. Уже в октябре 1914 года война на Западе превратилась в позиционную. В ходе военных действий, несмотря на многочисленные кровопролитные наступления обеих сторон, линия фронта не претерпела существенных изменений до 1918 года. Напротив, на Востоке русскую армию, первоначально добившуюся существенных успехов в Восточной и Западной Пруссии, разгромил возвращенный из отставки генерал Пауль фон Гинденбург, взявший на себя командование. Дальнейшее развитие военных действий на Востоке определялось широкомасштабными операциями, в ходе которых переход к позиционной войне происходил временно и только на отдельных участках фронта. Германским войскам, воспользовавшимся революцией в России в 1917 году и полной деморализацией русской армии, удалось до окончания войны в 1918 году занять Прибалтику, Украину, а также Южную Россию вплоть до Кавказа.

Война затягивалась, конца ее не предвиделось, и первоначальное воодушевление быстро угасало. Конечно, в кругах образованной буржуазии настроение по-прежнему сопровождалось большими ожиданиями. В бесчисленных проповедях протестантских пасторов и лекциях национал-либеральных профессоров фигурировали враг как воплощение сатанинского начала, «всемирный пожар» как Страшный суд, а немецкий народ как исполнитель Божьего повеления. Националистические массовые организации находились на вершине влияния, Пангерманский союз, Отечественная партия и подобные им громогласно выступавшие группы соперничали друг с другом, выдвигая требования относительно целей войны, граничивших с манией величия. В этом они получали поддержку от Имперского союза германской промышленности, а также высшего военного руководства, мечтавших раздвинуть немецкие границы от Кале до Санкт-Петербурга. Впечатление о всеобщем воодушевлении войной довершалось позицией немецких писателей и мыслителей, в том числе будущих демократов Томаса Манна или Альфреда Керра, превозносивших войну как огонь, очищающий нацию.

Но реальная действительность в Германии была далека от высоких полетов мысли. Продовольственных запасов не хватало, несмотря на все более жесткое рационирование и попытки распределять хотя бы основные продукты питания. По свидетельству современника, «война была проиграна уже к началу третьего военного года, если говорить о продовольственной ситуации». В апреле 1917 года берлинские и лейпцигские рабочие, занятые в военном производстве, впервые прекратили работу, протестуя против голода, и наряду с социальными требованиями прозвучал призыв к скорейшему заключению мира. Напряженность росла также в армии и во флоте.

«Гражданский мир», а именно обязательство партий и союзов по осуществлению социальной и политической сдержанности во время войны, начал расшатываться. В июле 1917 г. рейхстаг снова должен был одобрить военные кредиты. До сих пор не находилось ни одной партии, включая большинство СДПГ, которая не видела в этом свою обязанность перед отечеством, будучи убежденной, что немецкая сторона ведет чисто оборонительную войну. Острая дискуссия вокруг аннексионистских немецких целей войны разрушала, однако, чем дальше, тем сильнее эту иллюзию. Продовольственная ситуация представлялась столь же неблагоприятной, как и положение на фронтах, и к тому же Февральская революция в России породила формулу мира, которая, казалось, предлагала окончание войны на приемлемых условиях: «Мир без аннексий и контрибуций». Так лидеры трех фракций рейхстага: СДПГ, партии Центра и леволиберальной Прогрессивной народной партии — объединились в «межфракционный комитет» с целью, которую со времени конституционного конфликта 1862 г. в Пруссии не отваживался поставить перед собой ни один из германских парламентов: оказать совместное давление на имперское правительство, угрожая отказом в одобрении военных кредитов. К ним присоединилась Национал-либеральная партия, и 17 июля 1917 года новое большинство рейхстага высказалось за «мир на основе договоренности... без территориальных приобретений, достигнутых силой». Тем самым рейхстаг вступил в игру как самостоятельная политическая сила, причем под руководством тех партий, которым было суждено создать опору Веймарской республики. Час рождения первой немецкой демократии пробил в разгар мировой войны, а не после нее.

Но пока о демократии не могло быть и речи. Руководство государства и верховное военное командование не обратили внимания на попытку восстания депутатов, которая до поры до времени не возымела последствий. Положение на фронтах обострялось. Хотя в ходе революции в Петрограде русский фронт все более разваливался, 2 апреля 1917 года в войну с Германией вступили США, чьи свежие войска быстро прибывали на Западный фронт. В то же время немецкие соединения несли большие потери как в кадровом составе, так и в материальном отношении, не имея перспективы сколько-нибудь серьезных изменений. Фронтовым частям приходилось даже уменьшать наполовину свои продовольственные резервы, чтобы помочь улучшить ситуацию с продуктами в тылу. Начальник штаба группы армий во Фландрии отмечал: «Целые дивизии превращаются в шлак, и требуются новые, которые не появляются. Пусть Богу будет угодно, чтобы это была последняя бойня Великой войны; сегодня утром пришлось снова пасть тысячам...»

В подобной ситуации надежды людей обращались не к парламентариям в рейхстаге, а к двум полководцам — Паулю фон Гинденбургу и Эриху Людендорфу. Ни один генерал и уж тем более ни один политик не был и близко так популярен, как эти стратегические близнецы, которые после победы над русскими армиями в Восточной Пруссии в 1914 году казались подобными св. Георгию после умерщвления дракона. Именем Гинденбурга назывались улицы и площади, его портрет можно было увидеть в любой мелочной лавочке патриотически настроенного хозяина, он был невероятно популярен в народе и куда более любим, нежели кайзер. Назначение народных героев на высшие посты в верховном командовании 29 августа 1916 года было своего рода плебисцитом, давшим военной верхушке такую степень легитимности, которой не располагал и избранный в 1912 году рейхстаг. Но облик военного руководства определял не Гинденбург, а его помощник, первый генерал-квартирмейстер Эрих Людендорф. Он был первым генералом в прусско-немецкой военной истории, который, будучи выходцем из буржуазии, достиг столь высокого поста, и его взгляд устремлялся за пределы чисто военно-технических проблем. Политика, писал Людендорф позже, ставя взгляды Клаузевица * с ног на голову, всегда война, а мир — иллюзия штатских слабаков. Исходя из этого утверждения, Людендорф полагал, что военное и политическое руководство должно быть единым. Только военный руководитель был, по его мнению, в состоянии так организовать нацию, чтобы она могла вести войну тотально, и для этого нужна была всеобщая мобилизация.

То, что генерал-буржуа Людендорф начал воплощать в жизнь с конца 1916 года, издавна являлось темной стороной буржуазного духа. Вновь была реанимирована идея о том, что война должна быть «очищена» от традиционных сдерживающих начал («Ты — ничто, твой народ — все») идея, которая создавала предпосылку тоталитарной диктатуры. Позже как Ленин, так и Гитлер не без оснований считали организацию военной экономики Германии, осуществленную Людендорфом в последние военные годы, образцовой.

Но ничто не помогало. Социальное и внутриполитическое положение продолжало обостряться. Большевистская Октябрьская революция соединила в Германии движение протеста, вызванное бедственной продовольственной ситуацией, с политическими лозунгами и тем самым заложила основу для формирования революционных настроений среди рабочих военных предприятий, солдат-тыловиков и моряков во флоте. Немецкие фронтовые части были полностью обескровлены, большое германское наступление в марте 1918 года оказалось кровавым просчетом, а контрнаступление союзников в августе позволило им вклиниться глубоко в расположение немецких войск.

Союзники Германии — Австро-Венгрия и Турция зондировали возможность заключения мира, а 28 октября капитулировала Болгария, выступавшая на стороне Германии. На другой день Людендорф потерял сознание из-за нервного истощения. Опасаясь нового — и уже окончательного — прорыва союзных войск на Западе, он потребовал немедленного перемирия.

Требование Людендорфа само по себе было разумным, равно как и его требование перед передачей германской просьбы о перемирии реорганизовать имперское правительство при решающем участии партий, входивших в «межфракционный комитет». Только правительство, опиравшееся на парламентское большинство, было в состоянии заручиться согласием союзников на заключение в будущем приемлемого мира. Тем не менее развитие событий в тот момент и с такими последствиями было поистине роковым. Во-первых, потому, что германская демократия была рождена не самими партиями и парламентом, а явилась следствием действий пребывавшего в беспомощности Генерального штаба. Во-вторых, потому, что веймарская демократия возникла в худший из возможных моментов, в миг поражения, с которым должны были навсегда остаться связанными ее становление и ее raison d'etre 37. И наконец, ход развития был роковым потому, что переговоры о перемирии предстояло вести теперь гражданским политикам, а не тем, кто нес прямую ответственность за положение на фронтах, т. е. представителям Верховного командования. Соединив требование о перемирии с требованием о парламентаризации, Людендорф взвалил ответственность на удобного козла отпущения. Уже создавалась легенда об ударе кинжалом в спину, позже отравлявшая общественно-политическую атмосферу Веймарской республики.

Для превращения империи из полуабсолютистского авторитарного государства в парламентскую демократию следовало изменить лишь несколько положений имперской конституции, созданной Бисмарком. Отныне рейхсканцлер нуждался в доверии рейхстага и нес ответственность за политику. Назначение офицеров и чиновников требовало его визы, и рейхстаг должен был впредь одобрять объявление войны и заключение мира. Этого было достаточно для революционного преобразования конституционной системы в Германии.

Немецкий народ не почувствовал значимости изменений. Людей с улицы волновал теперь не текст конституции, а путь к миру. Динамика внутриполитических событий принимала стихийный характер. 29 октября 1918 года матросы морского флота в Киле и Вильгельмсхафене вышли из повиновения и создали революционные комитеты. Восстание распространялось волнообразно — сначала на другие гарнизоны побережья, потом по всей стране. По-настоящему удивительной была не революция, представлявшая собой, собственно, не более чем настроение совершенно обессиленного населения «без меня», а полная пассивность властвовавших до сих пор сил. Династии, правившие веками, отказывались от своих прав без какого бы то ни было противодействия, и не нашлось ни одного лейтенанта гвардии, который встал бы на их защиту. Едва ли вызвало общественный интерес и отречение Вильгельма II, 9 ноября 1918 г. отправившегося в изгнание в Голландию, — гораздо больше занимал вопрос о том, как справиться с катастрофой военного поражения и предстоявшим новым вариантом русской революции с ее ужасами. Два дня спустя еще занимавший свою должность императорский статс-секретарь и депутат партии Центра Матиас Эрцбергер подписал перемирие в железнодорожном вагоне в лесу под Компьеном. Первая мировая война окончилась. Она стоила около 10 млн погибших, их них 2 млн немцев. Но в Германии война продолжалась — на сей раз гражданская.

Ситуация после краха Германии на второй неделе ноября 1918 года характеризовалась неустойчивым равновесием трех группировок, боровшихся за власть. Наряду с остатками старых государственных структур, армии и управленческого аппарата существовали умеренные силы большинства рейхстага, которое образовалось в 1917 году. Речь идет о социал-демократах, Центре и левых либералах, выступавших за преобразование монархического авторитарного государства в современное демократическое государство при принципиальном сохранении существовавших экономических и социальных структур, т. е. стремившихся в известной степени завершить революцию 1848 года. Этим силам черно-красно-золотой революции противостояли приверженцы революции красной — разнородное объединение левореволюционных групп, прежде всего «Союз Спартака» во главе с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом. Они, имея в виду русскую Октябрьскую революцию и различные модели Советов, принципиально отвергали парламентаризм и стремились к созданию социалистического государства, к перевороту, который охватывал бы в равной степени экономику и общество.

В принципе же исход борьбы за власть решился уже в первые дни революции в пользу черно-красно-золотого лагеря. «Совет народных уполномоченных» — имперское революционное правительство, созданное социал-демократами и стоявшими левее них независимыми социал-демократами 38 под руководством Фридриха Эберта и Гуго Гаазе, — был действительной государственной верхушкой. Последний императорский рейхсканцлер, принц Макс Баденский, 9 ноября 1918 года формально передал свой пост председателю СДПГ Фридриху Эберту, хотя это и было сомнительно с точки зрения конституционного права. Верховное командование на основе взаимности заключило союз с «Советом народных уполномоченных». Сдерживающее воздействие на солдатские Советы осуществлял Эберт, а поддержку революционного имперского правительства — новый первый генерал-квартирмейстер Вильгельм Грёнер. Этот союз позволил СДПГ, опираясь на старые войска и добровольческие корпуса, отстоять в ходе боев, напоминавших гражданскую войну, в Берлине и остальной стране свои претензии на власть, вытеснить из правительства более радикального партнера — НСДПГ и 19 января 1919 года провести выборы в законодательное Национальное собрание. Впервые в немецкой истории мужчины и женщины вместе пришли к избирательным урнам. В то время как мужчины воевали на фронтах, женщины трудились на промышленном производстве, на транспорте и в управлении, и теперь невозможно было отказать им в политическом равноправии. В состав 423 избранных депутатов входила 41 женщина, что составляло 9,6% общего числа депутатов. Как ни один рейхстаг следующих созывов, так и бундестаги не достигали столь высокого процента женщин среди депутатов.

Результат выборов дополнительно подтвердил и легитимировал претензию черно-красно-золотой коалиции на власть: социал-демократия, Центр и леволиберальная Немецкая демократическая партия получили вместе 76% голосов. Первое в немецкой истории демократически избранное имперское правительство, образованное на такой широкой основе, возглавил канцлер Филипп Шейдеман (СДПГ), президентом Национальное собрание избрало Фридриха Эберта (СДПГ). Это правительство должно было решить две первоочередные задачи — консолидировать новую республику, отстояв ее от претензий на власть со стороны противников слева, что удалось сделать с помощью старой армии и добровольческих корпусов, и заключить мирный договор с победителями-союзниками. Имперское правительство считалось с приемлемыми условиями мира, во всяком случае с определенными территориальными уступками и финансовыми жертвами, подобными тем, которые в 1871 года пришлось принести Франции, не испытав особых трудностей.

Иллюзия, однако, рассеялась, когда 7 мая 1919 года стали известны союзнические условия договора. Территориальные уступки, которых требовали союзники, превзошли самые пессимистические предсказания, а в результате разоружения армия оказалась пригодной лишь для выполнения полицейских функций. Германия лишалась какого бы то ни было шанса на военную защиту. Экономические и финансовые требования были пока неопределенны, но тональность документа оправдывала плохие предчувствия. Неприятие со стороны немцев было почти единодушным. Шейдеман публично заявил, что не подпишет договор, если не будут осуществлены серьезные изменения. Однако союзники продолжали настаивать почти на всех своих требованиях. Под давлением сохранявшейся блокады, которая сопровождалась голодом, и под угрозой возобновления войны, если Германия не примет договор без каких бы то ни было условий, большинство Национального собрания в конце концов заявило о готовности подписать договор. 28 июня 1919 года двое немецких уполномоченных — министр иностранных дел Герман Мюллер (СДПГ) и министр почты Иоханнес Белл (Центр) — появились в Версале, чтобы сделать последний и самый тяжелый шаг в результате проигранной войны. Наступил La journee de Versailles 39. Церемония подписания состоялась в Зеркальном зале замка Людовика XIV, там же, где менее полувека назад была провозглашена Германская империя, а Вильгельм I объявлен германским императором. Теперь, как и тогда, церемония символизировала триумф победителя и унижение противника, которому приходилось не только платить, но и раболепствовать.

При всей тяжести экономических последствий Версальского договора на дальнейшую судьбу республики влияли все-таки не столько они, сколько доминировавшее в Германии ощущение подчинения несправедливому насилию без какой-либо возможности защититься. Английский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж довольно быстро осознал опасности, порождавшиеся договором. «Усталые и обескровленные нации подчинятся любому миру. Но трудно будет обеспечить продолжительный мир, когда подрастают поколения, не видевшие смерти». Вместо разделения Германии на множество мелких немецких государств, чего требовал французский генералитет, или признания Веймарской республики, в сообществе западных государств без всяких «но» и «если» было принято решение в пользу разрушительного среднего пути. Версальский договор поставил Германию, разоруженную в военном отношении, экономически разрушенную и политически униженную, под особую юрисдикцию. С немецкой точки зрения, «версальский диктат», как тогда говорили, представлялся инструментом произвола со стороны Запада. Европейский мирный порядок 1919 года казался таким же неприемлемым, как и демократия, теперь из-за поражения ставшая внутриполитическим устройством разгромленной Германии. Это было решающей причиной того, что для большинства немцев борьба против Версальского договора, против европейского мирного порядка и против демократии означала одно и то же. На тех, кто отныне на политической арене призывал к умеренности и разумному компромиссу с противниками в войне, с самого начала ложилось позорное пятно слабости или даже предательства. Такова была питательная почва, на которой в конце концов смог вырасти тоталитарный и агрессивный режим Гитлера.

Однако на протяжении второй половины 1919 года республика, казалось, консолидировалась. Восстания, включая Советскую республику в Мюнхене, были подавлены, а с провозглашением Веймарской конституции 14 августа 1919 года государственное устройство стало более прочным. Тем самым эпоха революции закончилась. Опасность республике, угрожавшая прежде слева, проявилась теперь с другой, противоположной стороны. Разочарование в мирном договоре, по-прежнему существующие экономические проблемы, лишенная блеска и угнетающая повседневность — все это вело к такому изменению настроения общественности, которое было благоприятной почвой для пропаганды националистических и монархических сил. Ко всему добавлялась необходимость существенно сократить армию в соответствии с Версальским договором. Это затронуло прежде всего добровольческие корпуса, участвовавшие в гражданской войне и защищавшие восточную границу от Польши и Советской России. Теперь добровольцы испытывали чувство, что их предало имперское правительство, которое они и без того презирали. 13 марта 1920 года соединения добровольческих корпусов заняли Берлин, и под их защитой было сформировано аграрно-консервативное правительство путчистов во главе с крупным чиновником лесного ведомства из Восточной Пруссии Вольфгангом Каппом. Законному имперскому правительству во главе с рейхсканцлером Густавом Бауэром удалось бежать в Штутгарт, откуда оно призвало к сопротивлению путчистам и вместе с профсоюзами — к всеобщей забастовке. Уже через пять дней путч потерпел поражение, и в первую очередь не из-за всеобщей забастовки, а из-за позиции берлинской бюрократии и командования рейхсвера 40, отказавших Каппу в повиновении.

Выборы в рейхстаг 6 июня 1920 года обернулись катастрофой для республики. Черно-красно-золотая коалиция, единственный партийный блок, который мог стать опорой демократического конституционного устройства, потеряла две трети большинства, которое имела в Национальном собрании, и располагала в новом рейхстаге всего лишь 43% мест. Отныне СДПГ, Центру и НДП 41, которые были республиканскими партиями без всяких «но» и «если», никогда больше не удавалось в рейхстаге добиться преобладания и создать правящее большинство. Правительства, формируемые парламентом, были возможны только при двух отягчающих обстоятельствах: в форме коалиции истинно демократического лагеря с принципиально или скрыто антидемократическими партиями или посредством создания кабинетов меньшинства, зависимых от терпимого отношения к ним со стороны их противников. В таких условиях решительная и рассчитанная на длительную перспективу демократическая политика исключалась, как и нормальный срок жизни кабинета. Республика пережила шестнадцать имперских правительств, в среднем каждые восемь с половиной месяцев формировалось новое. Так возник заколдованный круг, ибо чем слабее казалось правительство, тем легче склонялись избиратели к правым или левым альтернативам, которые в каждом случае обещали авторитарное осуществление власти. Крах, в конце концов постигший Веймарскую республику, не должен удивлять. Удивительно скорее то, что, испытывая столь тяжелую нагрузку, она все же продержалась четырнадцать лет.

Пока же ряд партий объединились под лозунгом «Буржуазный блок». В результате созданной коалиции Центра, НДП, бывшей Национал-либеральной, а теперь Немецкой народной партии (ННП) Густава Штреземана, в принципе все еще монархической, республика обрела нормальное внутреннее состояние. СДПГ, настоящая мать республики, распрощалась с правительственной ответственностью, не став, однако, безвластной. Социал-демократом был не только президент Фридрих Эберт, но прежде всего министр-президент Пруссии Отто Браун, который вместе с прусским министром внутренних дел Карлом Зеверингом эффективно и в течение длительного времени управлял тремя пятыми германской территории, представлявшими собой смешение социалистической и традиционной прусской правительственной практики. Поэтому демократы в Веймарской республике считали Пруссию своим бастионом.

Правда, политический кризис не был устранен, он лишь переместился из области внутренней политики в сферу внешней. Следующие три года характеризовались прежде всего борьбой между немецкой стороной и союзниками вокруг выполнения мирного договора. Постоянные поражения имперского правительства в случае конфликтов решающим образом способствовали ослаблению его авторитета среди населения и тем самым подрыву легитимности Веймарской республики вообще. Так было и после того, как в 1921 году распространилась информация о размере репарационных требований союзников. Репарационная комиссия держав Антанты в своих расчетах исходила из суммы всех военных долгов, включая рентные платежи всем государствам — участникам войны со стороны союзников. Результатом стала чудовищная сумма. События развивались таким же образом, как и при заключении Версальского договора. Правительство возмущенно отклонило требования противной стороны, что вызвало ликование немецкого населения, но в конце концов оно вынуждено было их выполнить. Речь шла об уплате 132 млрд золотых марок при шестипроцентных ежегодных выплатах и погашении долга. Немецкая «политика выполнения» стала неизбежной, ибо только таким способом можно было смягчить упрек со стороны Франции в том, что немцы уклоняются от выполнения своих договорных обязательств. Лишь очевидность немецкой неплатежеспособности могла привести к пересмотру репарационных требований. С другой стороны, подобная политика порождала правооппозиционные лозунги, которые оказывали влияние на националистических фанатиков, прибегавших к кровавым расправам. То были годы праворадикальных заговоров с целью убийства, жертвами которых пали Матиас Эрцбергер, подписавший перемирие, и Вальтер Ратенау 42.

В условиях таких постоянно повторявшихся поражений и унижений, связанных с немецкой внешней политикой, было только одно светлое пятно — Рапалльский договор, заключенный 16 апреля 1922 года между Германией и Советским Союзом 43. Договор не содержал ничего, кроме положений о взаимном отказе от возмещения военного ущерба, а также об установлении торговых отношений. Но «восточная политика», к проведению которой стремились рейхсканцлер Йозеф Вирт и главнокомандующий рейхсвером Ханс фон Сект, т. е. союз между двумя проигравшими в Первой мировой войне, никогда не была реализована. Стало очевидно, что с ее помощью не удастся добиться пересмотра Версальского договора.

Попытки немцев добиться от союзников уступок в репарационном вопросе привели французское правительство Жюля Анри Пуанкаре к убеждению в необходимости взять силой то, что немцы не хотели отдавать добровольно. 11 января 1923 года бельгийские и французские войска заняли Рурскую область, чтобы иметь возможность эксплуатировать ее природные богатства. Имперское правительство решилось на пассивное сопротивление и вместе с партиями и профсоюзами Рура призвало к забастовке против оккупантов. Оккупация Рура стоила Франции больше той прибыли, которую она имела, так как добыча угля сразу же снизилась. Но для Германии эти расходы оказались куда выше. Приходилось поддерживать миллионы людей в оккупированных областях. Уголь, который больше не поступал из Рурской области, пришлось закупать за границей, а так как к этому прибавилась недостача налоговых и таможенных платежей, принявшая огромные размеры, образовался весьма значительный дефицит государственного бюджета, который можно было компенсировать только с помощью печатного станка. Тем самым инфляция, неудержимо нараставшая с конца войны, получила дополнительный толчок и стала неуправляемой. Германия вступила в травмирующий период высокой инфляции, когда выплаченное жалованье приходилось сразу же переводить в товары, потому что деньги за несколько часов теряли какую-либо ценность. В конце концов теплотворная способность пачки банкнот оказывалась выше теплотворной способности угля, который можно было купить на эти деньги. В итоге денежное обращение рухнуло, и произошло возвращение к элементарному меновому хозяйству.

Тринадцатого августа 1923 года председатель ННП Густав Штреземан вступил на пост канцлера большой коалиции, возглавив кабинет из представителей всех партий — от СДПГ до ННП, чтобы справиться с катастрофической ситуацией. Это удалось сделать вопреки всем ожиданиям. Штреземану потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что капитуляция снова становилась единственным путем выживания. Двадцать шестого сентября правительство объявило о прекращении пассивного сопротивления в Руре. В тот же день стоимость американского доллара составила 240 миллионов марок. Никогда с 1871 года государство не было так близко к распаду, как теперь. В оккупированных областях рейнские сепаратисты пользовались благожелательной поддержкой со стороны Франции, в то время как в Саксонии и Тюрингии правительства Народного фронта начали создавать собственную армию для ведения гражданской войны — «пролетарские сотни». Штреземан не колеблясь применял войска против мятежных земельных правительств, которые ушли в отставку.

Еще опаснее было положение в Баварии: там в повиновении правительству в Берлине отказал сам рейхсвер, принеся присягу баварскому правительству во главе с генеральным государственным комиссаром Густавом Риттером фон Каром. Он намеревался из «ячейки порядка» — Баварии — распространить порядок на остальную территорию государства, прежде всего на «марксистское болото» Берлина. Его союзниками были командующий баварским военным округом генерал Отто фон Лоссов и Адольф Гитлер, которому удалось объединить многочисленные националистические движения Баварии под руководством своей Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП). Гитлер планировал оттеснить Кара и Лоссова, чтобы самому захватить власть. Однако он раскрыл свои карты слишком рано. Девятого ноября 1923 года демонстрация, которую возглавляли Гитлер и Людендорф, была рассеяна огнем баварской земельной полиции, а Гитлер и его ближайшие сторонники арестованы. Баварская дивизия рейхсвера снова подчинилась верховному главнокомандующему генералу Хансу фон Секту, который от имени имперского правительства принял на себя исполнительную власть в Германии. Тем самым была устранена наиболее острая опасность для республики. Стабилизация валюты благодаря остановке печатного станка и введение рентной марки 16 ноября способствовали успокоению внутриполитической ситуации.

В условиях тяжелых кризисов осени 1923 года, с которыми удалось справиться только с помощью неординарных и непопулярных мер правительства Штреземана, была исчерпана общность интересов партий, входивших в большую коалицию. Двадцать третьего ноября Штреземан лишился своего поста в результате принятия рейхстагом вотума недоверия, за который голосовал и прежний правительственный партнер — СДПГ. Он остался, однако, министром иностранных дел и в этой должности достиг ряда внешнеполитических успехов, которые открыли относительно счастливую пору золотых лет Веймарской республики, сопровождавшихся спокойствием во внешне- и внутриполитическом отношении. Эти перемены были связаны прежде всего с изменениями внешнеполитической ситуации. Как в Англии, так и во Франции к власти пришли новые правительства, более открытые в отношении желаний и бедствий немцев, нежели их предшественники. В качестве первого результата этой перемены 9 апреля 1924 года появился план Дауэса **, впервые связывавший с пересмотром репарационной политики отмену союзнических претензий. Франция оставила Оффенбург и Дортмунд и обещала в течение года вывести свои войска из Рурской области.

Тем самым закончилось долгое, мрачное послевоенное время, в действительности представлявшее собой отзвук мировой войны. Эпоха катастроф продолжалась с 1914 по 1923 год. Современникам казалось, что теперь и Германия, и Европа в целом оставили темную пору позади и движутся к длительному миру и экономическому росту. Известный кильский экономист Бернхард Хармс закончил одну из своих лекций такими словами: «Если мы не можем снять звезды с неба, то давайте хотя бы устремимся к ним».

Шульце Хаген. Краткая история Германии / Пер. с нем. – М., 2004, с. 133-148. (Глава IX. Великая война и послевоенное время (1914-1923))

Примечания

* Карл фон Клаузевиц (1780-1831) — немецкий военный теоретик и историк, генерал-майор прусской армии. В работе «О войне» сформулировал положение о войне как продолжении политики.

** Чарлз ГейтсДауэс (1865-1951) — вице-президент США (1925-1929). Возглавлял международный комитет экспертов, выработавший так называемый план Дауэса. Получил за него Нобелевскую премию (1925).

37. Разумное основание (фр.).

38. Независимая социал-демократическая партия Германии была создана в апреле 1917 г. в результате раскола СДПГ. В 1920 г. ее левое крыло объединилось с КПГ, небольшая часть партии в 1922 г. вернулась в СДПГ.

39. День Версаля (фр.).

40. Название вооруженных сил Германии в 1919—1935 гг.

41. Немецкая демократическая партия.

42. Вальтер Ратенау (1867—1922) — крупный немецкий промышленник и политический деятель. В 1921—1922 гг. министр иностранных дел Германии. Убит членами монархической организации «Консул».

43. Договор был заключен между Германией и РСФСР. СССР был создан 30 декабря 1922 г.

 

 

 

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА




Яндекс.Метрика

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС