Е.А. Никольский

1914-1918

БИБЛИОТЕКА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

Е.А. Никольский

Беженцы в Великую войну 1914-1918.

Страдный путь с беженцами через Пинские болота

На рассвете следующего дня меня разбудил полицейский. Он доложил, что наши войска все отступили без боя, что к Кобрину подходят немцы и что надо немедленно уходить.

Это произошло ровно через два дня, как я побывал на фронте у начальника штаба.

Я быстро разбудил сотрудников. Мы сложили все вещи на найденные две повозки, и все пешком тронулись в путь.

Дом, в котором мы помещались, был расположен на главной улице, проходившей через весь город и торговую площадь с большим гостиным двором. Когда мы поднялись на высшую точку улицы, то увидали еще издали, что горит гостиный двор — клубы густого дыма поднимались к небу, прерываемые огненными языка-

[225]

ми. Я шел впереди нашей группы и, подойдя к гостиному двору, увидел следующую сцену.

Несколько солдат-грабителей выходили из двора, нагруженные награбленным. К ним подошел саперный офицер и приказал положить взятое обратно. Все солдаты послушались, но один из них грубо и вызывающе крикнул:

—        А тебе какое дело, добро — не твое!

Офицер быстрым движением вынул из кобуры револьвер и выстрелил в солдата, который упал, видимо убитый, на награбленные им вещи.

Офицер заметил меня и, как бы оправдываясь, сказал:

—        Эта сволочь нарочно подожгла гостиный двор, чтобы было незаметнее грабить.

Мы спешили как можно скорее пройти полосу огня и потому почти пробежали мимо гостиного двора. Дошли до северо-восточной окраины города, которая омывалась рекою, и вышли к мосту. Мы еще не дошли до него шагов двести-триста, как раздался оглушительный взрыв. Мост был взорван нашими саперами для затруднения немцам дальнейшего продвижения. Мы оказались в безвыходном положении, так как река не была проходима вброд, а вокруг никого из местных жителей не было видно.

На наше счастье, откуда-то появился человек, подошел к нам и сказал, что две версты вверх по реке есть брод, хотя и довольно глубокий, но через который можно пройти. Мы послушались указания неизвестного и действительно нашли брод. Лошади с повозками перешли реку, а за ними и мы вышли на другой берег. Скоро дошли до шоссе, ведущего из Кобрина через известные Пинские болота в город Слуцк.

Это шоссе, построенное во времена Николая I, имело ширину, достаточную для одновременного проезда рядом четырех больших повозок. Шоссе было прекрасно оборудовано. Через каждые пятнадцать верст были выстроены станции очень хорошей постройки — николаевского типа с колоннами, выкрашенными в белый цвет. Были предусмотрены глубокие колодцы с насосами, склады сена и овса, чистые просторные комнаты для проезжающих. Столбы вдоль шоссе, указывающие версты, были окрашены полосами в государственные цвета * — черный, оранжевый ** и белый.

[226]

Первый переход в пятнадцать верст был самым тяжелым. По этому шоссе отступали артиллерийские и обозные части войск, предоставив половину дороги беженцам. Торопясь как можно скорее уйти из Кобрина, все сбились в общие сплошные массы — конные и пешие люди, повозки, скот, идущий с беженцами. Все двигались медленным шагом, постоянно останавливаясь из-за задержек у идущих впереди. Эти бесконечные остановки были чрезвычайно утомительны. Делая в час около одной версты, мы дошли до первой станции лишь к позднему вечеру, когда уже было темно, преодолев с раннего утра только пятнадцать верст.

Голодные, усталые, мы купили немного хлеба и консервов у артиллеристов и поели, запив холодной водой, также купленной у солдат. Устроив из своих вещей общую постель, завернувшись в одеяла, мы заснули.

С раннего утра тронулись в путь по шоссе, которое свернуло к железной дороге и пошло недалеко от нее.

На первой остановке одному из служащих случайно удалось узнать, что начальник идущего параллельно нам обоза *** продает три парных экипажа с полной упряжкой. Я немедленно купил их, и мы все на них разместились. Из разговора с начальником этого обоза выяснилось, что эти экипажи были им, как он выразился, «взяты за пять пальцев» у помещика, через имение которого они проходили.

Вскоре обоз нас обогнал. Вместо него рядом с нами оказался артиллерийский парк. Начальник ехал верхом около моего экипажа. В разговоре с ним я сказал, что у нас нет продуктов. Он тотчас предложил мне купить у него хлеб, консервы, чай и сахар. Я решился принять его предложение. Он с большой охотой продал срав-нительно дешево несколько ящиков различных консервов, хлеб, сахар и чай, столько, что нам хватило до самого Слуцка и спасло от ожидаемого нас голода.

«Вот уже второй раз становлюсь скупщиком краденого», — подумал я, расплачиваясь с офицером.

Первые дни наш поход был сравнительно благополучным, но пройти в течение дня более двух станций мы были не в состоянии. Причем с ночлега мы всегда выходили не позднее четырех тридцати утра, а останавливались на бивак с наступлением полной темноты. Чрезвычайно медленным было наше движение, сбиваемое постоянными остановками.

[227]

Первые два дня нас упорно преследовали германские аэропланы, сбрасывающие на нас бомбы. К счастью, им редко удавалось попасть в узкую полосу дороги. Только два раза я видел издали, что бомбы, вероятно, упали на шоссе, а значит, были и убитые. В непосредственной близости от нас не было ни одного попадания.

Постоянная угроза возможного попадания бомбы крайне отрицательно действовала на психику не только беженцев, но и идущих рядом с нами войсковых частей. Почти у всех лица ясно выражали волнение, некоторые крестились, как только издали появлялся вражеский аэроплан. Особенно волновались матери малых детей. Они инстинктивно прятали их с головой под одеяла и платки, как будто это могло спасти их от немецкой бомбы.

На третий день нашего похода аэропланов больше не было видно, и мы вздохнули свободно. К концу дня мы достигли местечка Картуз-Береза. Это было исключительно военное поселение, где в мирное время располагалась войсковая дивизия. Теперь это поселение было совершенно оставлено жителями, кроме нескольких бедных еврейских семейств, которым, очевидно, некуда было уйти.

Картуз-Береза расположена почти на краю Пинских болот. После этого местечка болото подходит совершенно вплотную к шоссе. Дорожные канавы полны прозрачной водой, но пить ее нельзя — вода Пинских болот полна ядовитыми бациллами. Человек, напившийся ею, заболевает желудочной болезнью в весьма грозной форме и без медицинской помощи очень скоро умирает.

Уже на второй день после выхода из Картуз-Березы начались страдания беженцев. Шедшие с нами войска имели возможность запастись свежей водой. Беженцы не могли этого сделать из-за отсутствия соответствующей посуды.

Было очень жарко, солнце пекло, летало множество болотных москитов. Жажда у всех, особенно у идущих пешком, была чрезвычайно сильна. А по сторонам дороги — канавы, полные чистой, прозрачной водой. Какой соблазн! Особенно страдали от этого дети.

На станциях были глубокие, наполненные водою колодцы. Впереди идущие очень быстро вычерпывали всю воду из них. После-дующим воды не оставалось — можно было зачерпнуть только мутную холодную грязь, но не воду. Дети плакали, кричали, требовали пить, тянулись к канавам и часто пили эту ужасную воду. Матери грудных детей, мучимые жаждой, безуспешно давали им сосать свои тощие груди.

[228]

Вечером того же дня рухнул мост через довольно широкую реку ****. Крушение произошло впереди нас на расстоянии не более ста —- ста пятидесяти шагов. Поэтому мы имели возможность подойти к мосту и увидеть своими глазами гибель тонущих людей. Зрелище было настолько ужасное, что я поспешил скорее уйти, будучи не в состоянии чем-либо им помочь. Люди, находившиеся на мосту, погибли, несомненно, все.

Крушение остановило движение и заставило нас простоять не только всю ночь, но и половину следующего дня. На наше счастье, недалеко оказался саперный парк. Саперы дружно принялись за починку моста и сравнительно скоро его исправили.

На четвертый день прохождения Пинских болот все войсковые части нас обогнали, спеша как можно скорее пройти этот кошмарный участок пути. Беженцы пошли более широкой полосой, заняв все шоссе. Однако от этого общее положение не стало лучше. Потребность в свежей воде становилась все сильнее, а прошедшие войска после себя оставляли колодцы станций совершенно пустыми.

Страдания беженцев усиливались, казалось бы, медленно, однако...

Заболевшие люди умирали. Больные матери малых детей испытывали невероятные мучения — чувствуя приближение смерти и не имея никого из близких, на которых они могли бы оставить своих малюток, матери сами топили своих детей в канавах.

Как-то вдруг появились дети-сироты.

Я установил между нами очередь сидеть в наших повозках каждому из нас по одному часу, а два часа идти пешком. Таким образом, повозки частично освободились, и мы на них посадили шестнадцать детей-сирот. Мы довезли их благополучно до города Слуцка, где я их сдал на попечение местных властей.

Тот факт, что войска обогнали нас, ухудшил общее положение. Надо отдать долг справедливости — военные помогали беженцам всем, чем только могли. Однако, с другой стороны, беженцы пошли вдвое большей полосой и быстрее. Появилась возможность в более короткий промежуток времени пройти болота.

Кроме того, уже через сутки воды в колодцах стало оставаться больше. Это произошло, быть может, отчасти благодаря тому, что мне пришло в голову попросить начальника одной из войсковых

[229]

частей взять с собой несколько моих сослуживцев, чтобы дать им возможность обогнать колонну беженцев. Этим, посланным вперед, служащим я дал задание — остановиться, достигнув головы нашей колонны, нанять за плату необходимое число беженцев и с их помощью урегулировать пользование колодцами.

Через сутки после прохода войск колодцы восполнились, стали глубокими и обильными.

Эти две причины, то есть проход войск и некоторая организация пользованием колодцами, сразу дали себя знать — наш поход стал гораздо легче.

Наконец, на исходе десятого дня нашего страдного пути мы достигли города Слуцка Минской губернии.

В продолжение короткого времени — всего десяти суток — многие и многие десятки тысяч людей, не причастных к войне, перенесли неописуемые страдания. Кто не присутствовал на пути прохождения Пинских болот массой беженцев, тот не может представить себе все страдания, испытанные несчастными людьми. Для них Судьба явилась злой мачехой в самом ужасающем виде.

Голод, жажда и болезни на всем пути составили только часть страданий беженцев. Что может быть ужаснее того, что мать находит за благо топить собственными руками своего любимого грудного ребенка в канаве, полной гнилой воды? Я сам лично был свидетелем таких фактов, будучи не в состоянии чем-либо помешать.

Очень многие беженцы — и пешие, и с повозками, а особенно большие семьи, имевшие несколько повозок, — перемешивались в беспорядочной толпе. В конце концов, они теряли друг друга, влекомые неудержимо стремящейся вперед огромной человеческой рекой. Многие ослабевшие и заболевшие отстали от своих на большое расстояние. Часть их погибла, ушла в лучший мир, не попрощавшись со своими близкими и не будучи даже погребенными в землю. Они просто были брошены на дороге или столкнуты чужими людьми в канавы. Часть людей отбилась от своих близких в течение первых трех суток во время страшных, безумных паник, часто возникавших во время бомбежек немецких аэропланов, атаковавших огромные массы беззащитных людей.

Многие из отставших либо потерявшихся беженцев так до конца своих дней и не смогли найти своих близких. Впоследствии, когда я был уполномоченным в Рижском районе и по Эстляндской губернии и даже когда заготавливал продовольствие в городе Туле, ко мне обращались многие беженцы с просьбой помочь найти их

[230]

близких. Думаю, что только в редких, исключительных случаях потерявшиеся беженцы находили друг друга.

Дети оставались сиротами не только после смерти своих родителей — часто теряли их в толпе. Причем бывало, что расстраивалась вся семья — муж терял жену, а дети отца и мать.

Подумай, читатель, какой это ужас!

У меня нет ни красок, ни таланта, чтобы более понятно и ярко описать все, что вынесли беженцы.

Уверен, что гражданское население всех других стран, участвовавших в Великой войне, не испытывало ничего подобного, да и не могло испытать, ибо их территории не так обширны, как огромная Россия.

Какая злая сила внушила германцам потребность сбрасывать большое число бомб с аэропланов на массы беззащитных беженцев? Немцы не могли не видеть и не знать, что перед ними находятся не войска, а беженцы. Я глубоко уверен, что немцы отлично знали, кто был перед ними (вернее, под ними), и также понимали отлично, что они делают. Несомненно, их обуревала идея Демона наносить возможно больше ущерба своему врагу — России в целом, дабы массой несчастий, наносимых самому населению, заставить своего врага склонить оружие и сдаться на милость победителя.

С точки зрения злого человека, быть может, это правильно. Но немцы считают себя христианами?

У меня была возможность в местечке Картуз-Береза сесть на поезд, но я решил сам испытать всю страду беженцев. И не раскаивался в своем решении ни непосредственно сразу после окончания страды беженства, ни в последующее время. Все то, что я видел, заставило меня посмотреть на взаимоотношения народов с иной точки зрения и глубоко возненавидеть войны между какими бы то ни было народами.

[231]

Примечания

* В цвета императорского знамени. - Прим. сост. 

** Автор, видимо, имел в виду золотой цвет. - Прим. сост.

*** Военного - прим сост.

**** Кажется, река Шара. 

Вернуться к оглавлению

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС